После трехнедельного отсутствия увиделся с сыном, опасался, как он отреагирует на нашу встречу, однако все прошло на удивление спокойно, словно вчера расстались.

Негативной реакции не было, значит ребенок не слышал каких-либо обвинений в мой адрес со стороны бывшей и ее родни, что уже хорошо.
Единственное, что коробило мой слух, так это то, что разговаривал сын тонким, елейным голоском, фальцетом, употребляя названия предметов в уменьшительно-ласкательном ключе (не стакан, а стаканчик, не мяч, а мячик и так далее). Со всей очевидностью это говорило о влиянии бывшей тещи, которая разговаривала именно в такой слащавой манере, вероятнее всего, та пошла в отпуск и забрала внука на дачу, где мой сын и жил все это время, подвергаясь одностороннему влиянию этого женского клуба — двух дочерей во главе со своей матерью.

Мать бывшей являлась не просто главой этого женского клуба, а главой всей семьи.  Ее дочери не знают и не понимают другой роли, кроме как главенствующей роли женщины, которая решает все вопросы, являясь главой семьи, другого они не видели в своей жизни, так сложилась жизнь в семье родителей, в жизни, которая протекала перед их глазами, перед глазами ребенка, поклоняющегося своим богам-родителям.  Привычный уклад становится естественным, наиболее предпочтительным, предопределенным, другими словами, в этом и заключается влияние рока, судьбы, из поколения в поколение повторяющаяся история.

Мать бывшей, по крайней мере пока ее дочь не нашла себе ухажера, занимает и исполняет, фактически, прежнюю мою роль — роль отца и мужа, мужа для собственной дочери. Впрочем, в этом женском клубе мужчины отсутствуют как вид и объект интереса, а роль матери, после рождения ребенка, является спасительным кругом для бегства от пугающих, взрослых отношений между мужчиной и женщиной. Инфантильность дочери и ее матери выдает себя в этой елейной, слащавой интонации голоса. Нет ничего случайного, для всего найдется своя причина, и голос, в том числе, может зазвучать как симптом.