Вчера ходил на первое заседание суда по поданному мною исковому заявлению об определении порядка общения родителя с ребенком. Прошлым решением суда мне было дано право на встречи с сыном по воскресеньям в квартире матери и с ее отсутствием, до достижения сыном 5-летнего возраста. На протяжении этих 2-х лет бывшая никуда не уходила, контролировала все мои встречи с сыном, периодически вмешивалась в наше общение и игры, отпуская свои комментарии, давала оценки моим словам и действиям, например, я узнал, что все приносимые мною игрушки сыну — «всякая ерунда». В течение этих 2-х лет я и сын постоянно просились сходить погулять, но получали под разными предлогами непоколебимое «нет».
На мой иск были выдвинуты возражения и текст мирового соглашения, которое мне сейчас представляется просто удивительным примером женского вероломства, подлости и коварства.
В тексте представленного мирового соглашения с особым для меня цинизмом звучат строчки «1.1 Стороны имеют равные права …». Суть этого соглашения сводится к тому, что она согласна привозить и отвозить ребенка на 4 часа по воскресеньям, но не на квартиру где я живу (как собственно хочу я и на 8 часов), а на квартиру дедушки и бабушки.
Настаивая на встречах, исключительно на квартире моих родителей бывшая, мать ребенка создает ситуацию моего подчинения, ставит меня в зависимое положение от собственных родителей и продолжает тем самым обесценивать мою значимость в глазах сына. У меня создается ощущение, что после 2-летнего надругательства и эмоционального насилия надо мною и моим сыном, нам грозит еще более изощренное издевательство, ловушка кастрации «заботливо» подготовленная бывшей.
Смотрите в чем дело — фактически, вместо сложившейся в настоящий момент ситуации контроля над моими встречами с ребенком в квартире матери, бывшая готова передать контроль над встречами другой женщине – в предлагаемом, данном случае, моей матери, бабушке ребенка. Получается, что контроль и ответственность переходит от одной женщине к другой, но так и не достаются, не делегируются мне как отцу. Получается, что мои права как ущемлялись, так и продолжатся ущемляться, только теперь уже обходным путем – путем уступки контроля бабушке.
В результате в сознании сына отец, также как и он сам, и, уже в нашем лице, весь мужской род (ведь именно отец, в первую очередь, олицетворяет мужское начало в психической реальности любого ребенка) остаются бесправными и бессильными что-либо сделать в этой жизни, не обладают фактически никакими правами и лишь беспрекословное подчинение женщинам их удел.
Если такая дискриминация будет воплощена в жизнь, тогда она станет основой формирования личности моего сына, патологией его психосексуального развития, а по-сути процесса кастрации сына собственной матерью. Вот поэтому я снова на «тропе войны», открываю второй сезон своей жизненной драмы, подав иск об определении порядка общения с ребенком, начинаю судиться с матерью, держащей сына в «заложниках» с бессознательным желанием его «кастрировать» для собственного удобства.