В прошедшее воскресенье я принес пластилин, он оказался на удивление мягким, сын принялся раскатывать его по столу, смешав цвета и используя для этого каток. Эту машинку, он заказывал еще в прошлом году перед моей поездкой в Питер, кажется, в поисках этого катка я обошел все детские магазины в двух городах и в своем и в Питере, последовательно изучая все возможные предложения в поисках лучшего варианта. Наверное, так действуют девушки в поисках шарфика и невротические поиски этого шарфика  говорят о сложностях в их личных отношениях, так и мои поиски этого катка были отражением долго тянущейся, ноющей тоски от невозможности чаще встречаться с ребенком и невозможности проводить с ним время по своему усмотрению. Это эмоциональное насилие со стороны матери прекрасно ощущали и разделяли оба и я и сын. Второй год такого давления сделали ситуацию обыденной, а ощущение ноющей тоски нормальным,  привычным жизненным состоянием, заставляющим любовь к сыну перемешиваться со связанной с ним болью и страданием в единую смесь, эдакую смузи. И если я все-таки знал, что эта ситуация не будет бесконечной, и ребенок рано или поздно все-таки вырастет, возможно, в какой-то мере, сможет разорвать оковы доминирующей гиперопеки своей матери, а уже в следующий месяц я смогу попытаться сделать это сам — опять подать исковое заявление о порядке общения с ребенком в суд и продолжить борьбу, то для ребенка, эта ситуация является вечной и так будет всегда. В какой-то мере или даже во-многом это так, в его жизни так будет всегда, все пагубное, что перепадает на его душу в раннем детстве, неизбежно оказывает влияние на всю его последующую жизнь – проявится в склонности к этому страданию, в выборе себе подруги, которая будет оказывать такое же эмоциональное давление, доставлять привычную боль запрета, поскольку она стала нормой его жизни в раннем детстве, а значит навсегда. А пока мы раскатывали пластилин, возили по нему разные машинки, по гладкой, ровной и мягкой поверхности, рассматривая остающийся след от их шин.